Дочь Романа Шухевича Мария рассказала Восточному Варианту о детстве в Донецкой области

Полтора года назад жители Донетчины узнали новость: дочь главнокомандующего Украинской повстанческой армии Романа Шухевича Мария Трилевская провела детство в детских домах сначала Донецка, а потом — Славянска.

Об этом говорится в материале Восточного Варианта.

Марии Трилевской — 84 года. Она помнит все важные моменты своей жизни. И с гордостью несет фамилию своего отца — Шухевич. Правда, о том, что она дочь главнокомандующего Украинской повстанческой армии, она узнала не сразу, а уже будучи в сознательном возрасте. Восточный Вариант встретился с Марией во Львове, чтобы узнать больше о ее жизни в Донецкой области.

— Мария, как известно, вы родились не во Львове, а в Кракове. Почему так произошло?

— Я родилась в Кракове в 1940 году. В 1939 году на запад Украины пришла советская власть, мой отец тогда встречал события на Закарпатье. Как их победили, он через Румынию двинулся в Польшу, в Краков. Моей маме, Наталье, с шестилетним братом Юрием помогли перейти через границу, и они воссоединились в Кракове с Романом. Сняли квартиру, и жили там. Вскоре родилась и я.

— Вы были совсем маленькой, когда в последний раз виделись с отцом. Помните ли вы его?

— Мне было 2 года и 3 месяца последний раз, когда мы виделись. В 1941 году отец вернулся во Львов. Когда провозглашали Акт восстановления Украинского государства, он не присутствовал, потому что занимался похоронами младшего брата Юрия, которого замучили в тюрьме НКВД. Затем он вместе с “Нахтигалем” отправился на войну, но когда они отказались присягнуть Адольфу Гитлеру на верность, их направили во Львов, чтобы там расформировать. По дороге туда, Роман Шухевич вышел из поезда на одной из остановок, якобы покурить, и не вернулся. До Львова он добирался уже собственными силами.

— Сколько вам было лет, когда вас разлучили с семьей?к

— Вскоре после того Рождества маму арестовали. Хотели, чтобы Роман пришел к ним, и тогда ее отпустят. В доме остались бабушка и дедушка, а с ними — двое маленьких детей. С нами тогда еще была маленькая девочка Ирина Райхенберг, еврейка, которую мама приютила на время войны. Ее потом направили в монастырь, где она пробыла до конца войны. Потом маму освободили, и мы вместе до возвращения советских войск жили во Львове.

Когда вернулась советская власть во Львов в сентябре 1944 года, мы с мамой выехали в Старосамборский район. Но кто-то донес, что вот там живет семья Шухевича. Пришли, арестовали маму, бабушку, Юру и меня. Помню, что мы сидели в камере. Нас с мамой и Юрой в одну камеру, бабушку — в другую. Женщины потом рассказывали, что бабушка очень плакала, и в заключении умерла. Где она похоронена, мы не знаем. А потом какой-то начальник узнал, что дети сидят в камере, и дал приказ нас забрать.

— Когда вы попали в Славянск?

— В детском доме Сталино Юра несколько раз пытался сбежать. Он потом понял, что из Чернобыля было бы легче бежать. Потому что с востока на запад перейти — это мосты, а мосты охранялись. И он решил, что убежит сам, а потом за мной вернется.

Когда он сбежал из детдома, он долго добирался до Львова. За ним следили, он убегал. Через семью нашел выход на отца, в лесу им назначили встречу. Целый вечер и ночь они провели вместе, разговаривали, вспоминали. И у Юрия все время была идея, что надо за мной ехать.

Но его арестовали. И собственно с марта 1948 года он отсидел в тюрьмах и лагерях 31 год. Я потом сидела и думала, если бы он тогда за мной не вернулся, как бы сложилась его жизнь?

Женщина, которая удочерила меня, узнав, что за мной кто-то приходил, отвела меня обратно в приют. После этого меня перевели уже в Славянский детский дом № 1. Видимо, для того, чтобы замести следы, чтобы меня не нашли. Помню, что это был детдом для девочек, небольшой. Там были разные дети. Никто особо не спрашивал про родителей, знали, что вроде как погибли.

— В Славянске в школу вы ходили в отдельное здание или обучение было в приюте?

— Мы ходили в городскую школу № 13. Она была “семилетка”. Там были дети и из детского дома, и из семей. До 4 класса у нас была одна учительница. А потом было уже несколько учителей. О “бандеровцах”, УПА и ОУН сначала ничего не знали, а потом услышала об этом от учительницы украинского языка в старших классах. Она рассказывала, как убегала от “бандеровцев” через окно, когда была на западе, потому что вроде как была облава на них, я уже точно не помню. Тогда я впервые услышала, что были такие “бандеровцы”.

— Были ли у вас в Славянске любимые места, где вы бывали?

— Нас особо не водили никуда. Не разрешали выходить за пределы детдома. Могли выйти только с воспитательницей. Можно было в тот сквер зимой на лыжи.

В школу также ходили строем, все вместе. Она была где-то недалеко от детского дома. Поэтому возможности ходить по городу особо не было. Есть несколько фотографий из парков. Есть фотография, как мы ходили в Святогорск. Еще не было монастыря, все было уничтожено. На горе стоял Артем. Мы на ту гору поднимались, а в пещеры лазить нам не разрешали. Потом спустились вниз и там сделали фотографию, где вся наша группа сидит.

— И все же, каким городом Славянск остался в ваших воспоминаниях?

— Я помню события 2014 года, когда его захватили. И как-то было немножко грустно от этого. Ведь он же, вроде как, родной. 7 лет я там прожила, детство провела. Конечно, к Славянску есть симпатия. Вот к Донецку у меня не такое отношение. Возможно, потому что совсем маленькая была, когда мы там были. А в Славянске я уже была старше, больше запомнила, и больше симпатии к нему.

Читайте полностью интервью Восточного Варианта с Марией Шухевич.

Читайте также: “Лаборатория Ноль отходов”, или как мариупольская экоорганизация улучшает образование студентов

Валерія Круподеря

Поделиться: